(и грабежом) частновладельческих земель и усадеб. Слабость власти в период революционной трансформации означала невозможность обложить крестьянство налогами, поскольку нельзя было бы их собрать: для этого не было государственного аппарата и системы налогообложения, а крестьянин добровольно бы ничего не отдал.
Социальная революция 1917 г. породила явление, которое именуется как трансформационный спад. В результате крестьянской революции 1917—1918 гг. произошел экономический регресс, связанный с возвратом к натуральному, патриархальному хозяйствованию. Революция смела прогрессивные основы дореволюционных столыпинских реформ. Крестьянские хозяйства в большинстве своем обеспечивали лишь потребности собственной семьи, располагая незначительными запасами товарного хлеба.
В процессе перераспределения земель помещиков многие бедные крестьяне получили землю, в то время как немало зажиточных потеряли часть своей земли, были вынуждены вернуться в общины, их хутора объединялись с деревнями (нередко насильственным путем). Социальное расслоение уменьшилось за счет увеличения доли середняка. Ни в одной передовой западноевропейской стране не было столь значительного среднего слоя в структуре крестьянства, как в послереволюционной России. Пролетарской властью поощрялась инициатива населения в грабеже не только бывших помещичьих усадеб, но и зажиточных крестьян и уравнении их с остальным крестьянством, что создавало напряженную психологическую атмосферу внутри деревни.
«Осереднячение» деревни объективно сокращало сектор крестьянского землевладения, на котором велось товарное производство, порождало падение производительных сил. После революции существенно изменилось положение крестьянства как традиционного поставщика сельскохозяйственной продукции. До революции показатель товарности помещичьих хозяйств составлял 47% от валовой продукции, кулацких – 34%, крестьянских хозяйств – 14,7%[329]. В огне революции товарное помещичье землевладение было уничтожено, значительная часть состоятельных крестьян была вынуждена вернуться в общины (кулацкое хозяйство сократилось более чем втрое). Таким образом, были ликвидированы два товарных сектора сельского хозяйства России, производившие прежде основную часть товарной, в том числе экспортной продукции[330]. Российская деревня превратилась в миллионы крестьянских хозяйств, ориентированных лишь на самопропитание (процент их товарности не превышал 11%[331]). В результате указанных причин произошло резкое сокращение производства товарного хлеба по сравнению с дореволюционным временем. Вновь приобретенное крестьянин терял в результате растущей инфляции, обесценивавшей его накопления.
Западноевропейский марксизм в конце ХIХ в. выдвигал требование нейтрализации крестьянства в период перехода от капитализма к социализму (этот подход сформулировал Каутский еще в тот период, когда считался выразителем и пропагандистом «правильного» марксизма): нейтральность крестьянства в борьбе пролетариата с буржуазией обосновывалась необходимостью недопущения крестьянской «вандеи». «Нейтрализация» крестьянства означала политику, направленную на то, чтобы сформировать в крестьянстве общественный слой, по крайней мере, не мешающий революции пролетариата, нейтральный, не становящийся на сторону его врагов. В данном контексте еще одна идея марксизма была воспринята и использована Лениным на практике: теоретический тезис Энгельса о возможности союза со средним крестьянством[332].
Диктатура пролетариата, рассматривавшаяся как форма перехода от капитализма к социализму, предполагала условие: она допустима, когда пролетариат составляет большинство населения[333]. В отличие от индустриально развитых капиталистических стран Запада, где крестьянство занимало незначительную долю в структуре населения, Россия являлась крестьянской страной (4/5 населения составляло крестьянство). В результате возникала теоретическая коллизия марксизма с российской действительностью. В размышлениях по поводу диктатуры пролетариата В. И. Ленин определил беднейшее крестьянство в качестве «полупролетариев» (в его лексиконе в первые годы Советской власти использовались термины—синонимы «беднейшее крестьянство или полупролетарии»). Под полупролетариями понимались те, кто существовал исключительно или не менее чем на половину продажей своей рабочей силы. В политическом контексте полупролетариат определялся как «все эксплуатируемые и трудящиеся»[334].
По расчетам В. И. Ленина, осенью 1919 г. общественная структура включала в себя: 20% пролетариата, 75% мелкой буржуазии (в том числе: 30% – бедных крестьян, 30% – средних, 15% – богатых), 5% капиталистов. Из этих данных выводилось требуемое «большинство»: 20% (пролетариат) +30% (беднота, то есть «полупролетарии») + дополнительно 15,5% (сторонников или сочувствующих из состава категории средних крестьян). Вот в таком арифметическом раскладе, в ленинских размышлениях, усматривалось новое и существенное, в противовес оппонентам, которые, по терминологии Ленина, «жуют зады» о «пролетариате» вообще: пролетариата «вообще» в действительности не существует, есть реальный показатель в конкретной ситуации: по ленинской логике, сила 51% пролетариата (то есть большинство арифметическое) на практике может оказаться слабее коллективной мощи 20% пролетариата (с учетом полупролетариев и сочувствующих), если 51% пролетариата окажется подвержен буржуазному влиянию[335]. Чтобы этого не допустить, марксистская формула «нейтрализации крестьянства» получила применение в России в виде политики «соглашения со средним крестьянством»[336]. Таким образом, диктатура пролетариата при поддержке полупролетариата (беднейшего крестьянства), в соответствии с Программой РКП (б), принятой на VIII съезде в марте 1919 г., имела основание, чтобы начать «созидать основы коммунистического общества»[337]. Теоретический компромисс с марксизмом был найден. В расчет не принималось во внимание, что 20% пролетариата, зачисленные без оговорок в основу «большинства», сама по себе являлась достаточно разнородной массой, далекой от единого сознательного (социалистического) класса.
Марксистская теория построения бесклассового общества предполагала уничтожение различия между рабочим и крестьянином. В применении к крестьянской России реализация марксистского положения виделась Ленину в разграничении «крестьянина трудящегося от крестьянина собственника» – этим разделением определялась суть социализма[338]. Путь «разграничения» собственника подсказал опыт капитализма: К. Маркс детально объяснил механизм отделения производителя от средств производства на основе экспроприации земледельцев. Экспроприация крестьян в России началась с фактической национализации земли в 1918 г. (параллель с анализом эволюции капитализма Марксом: не было необходимости изгонять крестьян с земли, как это было в Англии и в других странах Европы). С последующим развитием пролетарской революции в деревне (по схеме Ленина) экспроприация распространялась на орудия труда[339]. Наконец, был еще один действенный метод ликвидации собственника, с глубокой иронией выраженный Марксом (в адрес капитализма): «Попробуйте сверх определенной меры отбирать у крестьян продукт их сельскохозяйственного труда – и, несмотря на вашу жандармерию и вашу армию, вам не удастся приковать их к полям!» (курсив автора)[340].
Марксистская идея о построении бесклассового общества обусловила взгляд Ленина на класс мелких земледельцев как последний капиталистический класс, который, однако, нельзя экспроприировать или «прогнать», как помещиков – потребуется долгий и постепенный переход к крупному обобществленному машинному земледелию[341]. В августе 1919 г. он написал: социализм есть уничтожение классов, в т.ч. уничтожение крестьянства как класса – крестьянин становится работником[342]. Десятилетие спустя И. В. Сталин в качестве главного партийного идеолога дал «правильную» трактовку ленинской позиции. Сталинское обоснование сводилось к ответу на два вопроса. Вопрос первый: верно ли положение Ленина: крестьянство есть последний капиталистический класс? Безусловно. Крестьянство – класс, хозяйство которого основано на частной собственности и мелком товарном производстве. Поэтому крестьянство выделяет из своей среды капиталистов «постоянно и непрерывно»[343]. Вопрос второй: как совместить идею союза рабочих и крестьян с положением Ленина о том, что крестьянство является последним капиталистическим классом? По Ленину, крестьянство дифференцированно, поэтому политика строится с опорой на бедноту, союз с середняком, борьбу с кулаком. Таким образом, по заключению Сталина, противоречие между двумя формулами Ленина – мнимое, кажущееся противоречие, на самом деле нет никакого противоречия[344]. Какова перспектива крестьянства по Сталину? Вполне в русле коммунистической доктрины: рабочий класс, как руководящая сила союза с крестьянством, должен «переделать» постепенно крестьянство – его психологию, его производство в духе коллективизма и подготовить, таким образом, условия для уничтожения классов[345]. Основанием сталинских положений служили марксистские идеи о новом обществе, образ которого сводился, в трактовке Сталина, к следующей характеристике: в обществе не будет частной собственности на орудия и средства производства, а будет собственность общественная, коллективная; не будет классов и государственной власти, а будут труженики индустрии и сельского хозяйства, экономически управляющиеся, как свободная ассоциация трудящихся; народное хозяйство, организованное по плану, будет базироваться на современной технике как в области индустрии, так и в области сельского хозяйства; не будет противоположности между городом и деревней, между индустрией и сельским хозяйством; продукты будут распределяться по принципу старых французских коммунистов: «от каждого по способностям, каждому по потребностям»; личность, свободная от забот